Б

Б. Г. МОГИЛЬНИЦКИЙ

О СОДЕРЖАНИИ ПОНЯТИЯ “МЕТОДОЛОГИЯ ИСТОРИИ”

Методология истории является сравнительно молодой, но быстро развивающейся отраслью исторического знания, которая привлекает все более пристальное внимание научной общественности. Исследования в области методологии становятся заметным явлением в советской исторической науке. Все шире делается круг проблем, разрабатывающихся в историко-методологической литературе. Наряду с историками в их изучение энергично включились философы.

Растущий фронт методологических исследований выдвигает новые проблемы, среди которых важное место занимает всестороннее определение самого предмета методологии истории. Настоятельная необходимость решения этой задачи обусловливается как общим состоянием историко-методологических исследований, так и потребностями их дальнейшего развития.

Теоретическая зрелость всякой науки в значительной степени зависит от развития ее понятийного аппарата. Научная строгость и определенность ее основных понятий, их универсальность и дифференцированность, логическая точность и внутренняя непротиворечивость составляют необходимую предпосылку поступательного развития каждой науки, претендующей на теоретическое осмысление своего материала. Разработка таких понятий является первоочередной задачей методологии всякой науки, в том числе истории.

Возникает, однако, вопрос о круге основных понятий нашей науки, подлежащих ведению методологии истории. Правомерность такой постановки вопроса определяется наметившимся известным несоответствием между, распространенным в нашей литературе определением методологии историй и действительным содержанием историко-методологических исследований. Первое, как будет показано ниже, оказывается значительно уже второго, что, естественно, не способствует дальнейшему углублению осмысления предмета методологии истории. Успешное развитие марксистской методологии исторической науки требует концентрации ее усилий на 'решении кардинальных методологических проблем, что предполагает наличие достаточно четкого представления о содержании самого понятия “методология истории”.

Между тем утвердившееся в советской литературе определение методологии истории, на наш взгляд, не дает в должной мере такого представления. Во всех ее дефинициях она определяется, главным образом, как научная дисциплина, изучающая методу и принципу исторического познания. С афористической четкостью такое понимание

методологии истории выразил Н. И. Смоленский, определив ее как “учение о методах исторического исследования”¹. В более развернутом виде оно было сформулировано К. Д. Петряевым. “Методология,—писал он, — это система существенных аспектов мировоззрения или теории (или ряда теорий), определяющих исследовательские принципы науки”². И в другом месте: “Методология—система исследовательских принципов, составляющих основу всех важнейших методов исторических и общественных наук”³. Не продолжая примеров, ограничимся формулировкой, которая дается Советской исторической энциклопедией. “Методология истории, — пишет автор этой формулировки М. Я. Гефтер, — теория исторического познания. Методология истории разрабатывает принципы и средства добывания знаний о прошлом, систематизации и истолкования полученных данных с целью выяснения сущности исторического процесса и реконструкции его во всей конкретности и целостности”⁴.

Приведенные выше формулировки справедливо указывают на важнейшую функцию методологии истории⁵. Действительно, изучение исследовательских методов и принципов составляет ее первоочередную задачу, о чем говорит уже самое наименование нашей дисциплины. Но исчерпывается ли этим все существенное содержание предмета методологии истории? Показательно, что так не считают даже авторы приведенных нами определений методологии, во всяком случае некоторые из них. Так, например, М. Я. Гефтер, перечисляя, по eго выражению, коренные проблемы методологии истории, характерным образом начинает свой перечень с проблем, относящихся к выяснению природы исторической науки. Он говорит о предмете и границах исторической науки, соотношении ее с другими отраслями знания, ее социальной функции и т. п.⁶ Такая постановка вопроса представляется вполне правомерной, но не означает ли это, что в соответствии с ней должно быть приведено и самое определение методологии истории?

Если распространенные в нашей литературе определения методологии истории сужают действительное содержание ее предмета, то в исследовательской практике, напротив, нередко имеет место тенденция к неоправданно расширительному толкованию его. Назовем в качестве примера претендующую на более или менее систематическое освещение историко-методологической проблематики работу В. А. Дьякова, в которой эта тенденция получила особенно рельефное выражение. Указывая, что “одна из важнейших задач” его работы “заключалась в том, чтобы очертить круг проблем, входящих в методологию истории”⁷, автор включает в их число и проблему исторического факта (глава VIII), и “узловые вопросы теоретического источниковедения” (глава IX), и такую традиционно истматовскую проблему, как роль

^{1 Смоленский Н.И.К вопросу о содержании и значении исторического метода в исторической науке.— В сб.: Методологические и историографические вопросы исторической науки, вып. 10, Томск, 1974, с. 17.

^{2 Петряев К. Д. Вопросы методологии исторической науки. Киев, 1971, с. 8.

^{3 Там же, с. 19.

^{4 Советская историческая энциклопедия. М., 1966, т. 9, с. 387.

^{5 Нельзя впрочем не отметить внутреннюю противоречивость формулировок К. Д. Петряева. Читателю его книги остается непонятным, чем же все-таки является методология—“системой существенных аспектов мировоззрения или теории” или “системой исследовательских принципов”. Наконец, едва ли можно согласиться с выводом, следующим из его второй формулировки, о существовании помимо исторического материализма некоей общей методологии всех общественных наук, в которой растворяется методология истории.

^{6 Советская историческая энциклопедия, т. 9, с. 388.

^{7 Дьяков В. А. Методология истории в прошлом и настоящем. М., 1974, с. 184.

5
народных масс и личности в истории (глава VI) и даже “смысл истории” (глава V).
Нельзя не видеть, что понимаемое таким образом содержание предмета методологии истории является достаточно неопределенным и аморфным. Если наряду с изучением метода и предмета исторической науки сюда включать, как предлагает В. А. Дьяков, и проблемы, которые принадлежат ведению других научных дисциплин, то возникают законные сомнения, имеет ли вообще методология истории свой собственный предмет исследования. В caмoм деле, если следовать логике автора рассматриваемой нами книги, то придется признать, что содержание предмета методологии истории включает в себя, по крайней мере частично, проблематику и теоретического источниковедения, и даже исторического материализма. Но это означает превращение методологии истории в некую условную рубрику для обозначения всех теоретических исследований в, области истории, в каком бы плане и какой бы наукой они ни велись. Едва ли, однако, и сами сторонники неоправданно расширительного толкования предмета методологии истории согласятся с таким ее пониманием. Но отсюда вытекает необходимость четкого определения ее действительной проблематики.

Теоретические проблемы исторической науки и ее методологические проблемы—понятия отнюдь не тождественные⁸. В противном случае очевидно не было бы оправданным вообще существование методологии истории как самостоятельной отрасли исторического знания. Являлось бы достаточным наличие исторического материализма как общего метода всех общественных наук, в том числе истории, а также методики конкретного исторического исследования. Между тем, уже на проводившемся в 1964 г. совещании Секции общественных наук президиума Академии наук СССР, посвященном методологическим проблемам исторической науки, подчеркивалось, что существование исторического материализма не только не исключает, но и, напротив, предполагает развитие методологии истории как особой научной дисциплины⁹. Конечно, ее проблематика тесно связана с проблематикой исторического материализма, составляющей ее теоретический фундамент. Но тем важнее провести между ними известную разграничительную черту. Это необходимо уже потому, что методология истории, если она претендует быть самостоятельной научной дисциплиной, должна иметь свой собственный предмет исследования, не совпадающий с предметом других наук.

Если расширительное толкование предмета методологии истории ведет, по существу, к его растворению в предмете других наук (исторический материализм, теоретическое источниковедение и т. д.), то, напротив, ограничение его только исследовательскими методами и принципами неправомерно сужает его содержание. Методология истории превращается в “усеченную” дисциплину, в которой изучение методов исторического познания отрывается от исследования его природы. Хотя такой отрыв нередко (но далеко не всегда!) преодолевается в самой практике историко-методологических исследований, ее определение как учения о методе не ориентирует должным образом на всестороннее изучение природы исторического познания в органической связи с его принципами и методами. Таким образом, в обоих случаях речь идет о необходимости более четкого определения понятия методологии исто-

^{8 На это обстоятельство указывает К. Д. Петряев. “Говоря о единстве теории и методологии,—справедливо подчеркивает он,—важно помнить, что каждая из них отличается своеобразием и их нельзя смешивать”. Петряев К. Д. Цит. соч., с. 12.

^{9 Материалы совещания опубликованы в кн.: История и социология. М., 1964.

6
рии, которое позволило бы избегать смещения теоретических и методологических проблем исторической науки и вместе с тем содержало бы указание на круг вопросов, составляющих в своей совокупности действительное содержание ее предмета.
Решение этой задачи предполагает в первую очередь установление критерия, позволяющего различать теоретические и методологические проблемы исторической науки. Может возникнуть вопрос, не является ли такое разграничение надуманным, так как взаимосвязь этих проблем очевидна, более того, органична, и в конкретной исследовательской практике не всегда представляется возможным их разделение. Неслучайно получило широкое употребление выражение “теоретико-методологические взгляды, предполагающее их рассмотрение как единое целое. За этой близостью, однако, скрывается существенное различие между методологическими и теоретическими проблемами исторической науки.
Теоретические проблемы истории, как представляется, охватывают широкий круг вопросов, связанных с изучением как общих закономерностей исторического процесса, его природы и движущих сил, так и теоретических проблем, возникающих при освещении конкретных исторических явлений и процессов. Первые носят общесоциологический характер и подлежат ведению исторического материализма. Вторые входят в содержание предмета исторической науки и соответственно этому исследуются историками, занимающимися изучением конкретной исторической действительности и претендующими на ее научное осмысление. Отнесение их к компетенции особой отрасли исторического знания, каковой является методология истории, означало бы неоправданное ограничение сферы деятельности ученого, занимающегося конкретным историческим исследованием, и противоречило бы сложившейся историографической практике. Действительно, всякая значительная историческая работа содержит теоретический анализ исследуемых вопросов. Чем более основательным и глубоким он является, тем существеннее ее вклад в развитие исторической мысли.
Рассмотрим в этом плане известный труд А. И. Неусыхина о генезисе зависимого крестьянства в раннесредневековой Западной Европе¹⁰. Автор рисует основанную на всестороннем и скруппулезном изучении источников впечатляющую картину классообразования у германских племен, обитавших в континентальной части Западной Европы. Его книга является образцом конкретно-исторического анализа. А. И. Неусыхин тщательно прослеживает конкретные пути и формы разложения свободной общины и становления феодальных отношений у основных германских племен, входивших в состав Каролингской империи. Воссоздаваемый в книге процесс генезиса класса феодально-зависимого крестьянства поражает богатством деталей, позволяющих не только установить его последовательные фазы, но и раскрыть специфику феодализации различных германских племен.

Эти результаты достигаются, однако, не только благодаря мастерству анализа источников. Не менее важным фактором, обусловившим выдающуюся научную значимость книги А. И. Неусыхина, является ее высокий теоретический уровень. Книга насыщена теоретической проблематикой, решение которой образует существенное содержание всего исследования. Не говоря уже о постановке таких вопросов, как эволюция разных форм общины и аллода, специфика классовой борьбы крестьянства в раннее средневековье, и других, решение которых
^{10 Н е у с ы х и н А. И. Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI—VIII вв. М., 1956.

7

составляет необходимую предпосылку понимания становления класса феодально-зависимого крестьянства. А. И. Неусыхин всем своим исследованием раскрывает важную историческую закономерность процесса феодализации германских племен в раннее средневековье. Применив общие положения марксистского учения об общественно-экономических формациях к анализу конкретного исторического материала, А. И. Неусыхин на уровне исторической теории сумел дать убедительное объяснение сложному комплексу разнородных явлений, имевших место в реальной действительности раннесредневековой Западной Европы. Едва ли может быть хотя бы малейшее сомнение в том, что без этой теоретической стороны книга замечательного советского ученого при всем обилии содержащегося в ней фактического материала и мастерской его обработке не могла стать таким крупным событием в марксистской медиевистике, каким она является в действительности.

Сказанное можно отнести ко всем значительным трудам историков-марксистов. Какой бы конкретный сюжет в них ни разрабатывался, все они представляют органический сплав детального анализа источников и осмысления его результатов на уровне исторической теории. Впрочем, наличие “теоретической стороны” отнюдь не является уделом лишь выдающихся исторических произведений. Как справедливо подчеркивал еще Гегель, “даже обыкновенный заурядный историк, который может быть думает и утверждает, что он пассивно воспринимает и доверяет лишь данному, и тот не является пассивным в своем мышлении, а привносит свои категории и рассматривает при их посредстве данное”¹¹. Но это означает, что разработка теоретических вопросов исторической науки неотделима от конкретно-исторического анализа и не может быть передана в ведение специальной дисциплины, не занимающейся изучением исторической действительности в ее реальном многообразии. В противном случае мы сталкиваемся с опасностью двоякого рода. Отрыв разработки теоретических вопросов исторической науки от историографической практики, с одной стороны, ведет к понижению общего уровня исторических исследований, низведению их до разряда чисто описательных работ, а с другой —таит в себе угрозу беспочвенного теоретизирования, далекого от решения действительно актуальных задач, стоящих перед исторической наукой.

От теоретических вопросов истории, подлежащих ведению или исторического материализма, или собственно исторической науки, следует различать вопросы методологические, составляющие предмет особой отрасли исторического знания — методологии истории. Как уже говорилось, к их числу относится большой круг вопросов, освещающих природу и методы исторического познания. Перечень наиболее существенных из них удачно сформулировал А. И. Данилов. Это — “своеобразие процесса отражения действительности в исторической науке, природа исторических понятий, специфика их образования, философские, экономические и правовые категории в историческом исследовании, диалектика общего, единичного и особенного в историческом познании, процесс обобщения фактического материала в работе историка, методологические основы различных путей исторического исследования..., теоретические принципы отбора, анализа и оценки исторических источников различного типа”¹². Другими словами, методологические вопросы истории—это вопросы гипосеологического характера, сводящиеся в конечном итоге к центральной двуединой проблеме—возможно

^{11 Гегель. Соч., т. VIII. М.— Л., 1935, с. 12.

^{12Данилов А. И. О некоторых вопросах дальнейшего изучения теоретико-методологических проблем исторической науки.—“Вопросы истории”, 1961, № 3, с. 217.}}

8
ли объективно-истинное познание прошлого и пути и условия его достижения.
Такая трактовка предмета методологии исторической науки находит свое теоретическое обоснование в самой природе материалистического понимания истории. В нашей литературе является общепринятой характеристика исторического материализма как всеобщего метода общественных наук, в том числе истории. Действительно, марксистская историческая наука в своем подходе к анализу явлений общественной жизни руководствуется основополагающими положениями исторического материализма. Именно в этой— методологической — сфере лежит коренное различие между марксистской и буржуазной историографией, определяющее все другие пункты расхождения между ними и делающее невозможной пресловутую конвергенцию в области исторической мысли. Но говоря об историческом материализме как методологической основе марксистской историографии, мы не должны упускать из виду, что он, как и всякая наука, имеет свой собственный предмет. Исследуя общие законы развития человеческого общества и формы их реализации в исторической деятельности людей, исторический материализм демонстрирует единство предмета и метода.

Разрабатывая коренные положения исторического материализма, основоположники научного коммунизма, как известно, последовательно применили принципы диалектического материализма к изучению явлений общественной жизни. Это не было механическим перенесением метода, выработанного для познания закономерностей развития природы, на изучение истории человеческого общества. Законы истории отнюдь не тождественны законам природы. Их познание потребовало разработки на твердом фундаменте материалистической диалектики метода, ориентированного именно на исследование явлений общественной жизни. Таким образом, в историческом материализме, выступающем в качестве всеобщего метода общественных наук, предмет и метод составляют органическое единство, что и обусловливает его выдающуюся научную результативность. Отсюда естественно заключить, что общий метод, исторической науки, как можно охарактеризовать методологию истории ^12а, образует такое же единство предмета и метода.
В процессе исторического познания гносеологические вопросы исторической науки неотделимы от теоретических. Их диалектическая связь находит свое выражение, в частности, в том, что одна и та же проблема имеет свой теоретический и свой методологический аспекты. Рассмотрим под этим углом зрения такую основополагающую в марксистской науке проблему, как проблема исторической закономерности. Ее методологический аспект заключается в исследовании природы исторической, закономерности, ее соотношения с закономерностью обще-социологической¹³, способа ее познания и т. п. Теоретический же аспект состоит в изучении исторической закономерности как некоторой исторической реальности, имеющей определенную пространственно-временную характеристику, будь это генезис феодальной вотчины во Франкском государстве, крестьянская война в Германии или забастовочное движение в современных США. В первом случае историческая законо-

^{12а См. Варшавчик. Вопросы методологии историко-партийной науки. — “Вопросы истории КПСС”, 1976, № 4, с. 92.
^{13 Развернутое обоснование положения о существовании специфических исторических закономерностей, которые не могут быть подменены общесоциологическими законами или сведены к ним, дал А. Я. Гуревич в статье “Об исторической закономерности”, опубликованной в книге “Философские проблемы исторической науки” (М., 1969).

9

мерность исследуется в гносеологическом плане как категория исторической науки, во втором — как объективная действительность во всех ее реальных связях и опосредствованиях.
Очевидна органическая связь этих аспектов. Всякое изучение конкретной исторической закономерности предполагает наличие у исследователя определенных представлений о самой природе ее как исторической категории. Не менее очевидно, однако, и другое. Разные аспекты проблемы требуют различного подхода к их освещению. В одном случае историческая закономерность выступает как методологическая проблема, ее изучение конкретизируется вокруг гносеологических вопросов и имеет своей конечной целью выяснение оптимальных условий и путей ее познания. При этом, конечно, речь идет не о какой-нибудь конкретной закономерности, а об исторической закономерности как категории исторической науки. В другом случае речь идет именно об определенной закономерности, являющейся предметом конкретно-исторического исследования и требующей для своего обнаружения разностороннего анализа конкретного исторического материала и его обобщения на уровне исторической теории.

Рассмотренный нами пример позволяет заключить о важнейшем круге проблем, подлежащих ведению методологии истории. Она изучает категории исторической н а у к и. Ее задача заключается в исследовании природы этих категорий, выяснении их познавательных возможностей, а также их соотношения с категориями общесоциологическими. Рассматривая ту или иную категорию исторической науки, будь это историческая необходимость или причинность в истории, историческая закономерность или всякая другая категория, необходимая для осмысления конкретной социальной действительности в ее существенных связях и тенденциях, методология истории шлифует и оттачивает инструментарий нашей науки, без которого невозможно получение объективно-истинного знания о прошлом.

Категориальный аппарат исторической науки методология исследует в тесной связи с ее методами и принципами. Категории, принципы и методы исторической науки образуют определенную содержательную целостность, являющуюся предметом исследования методологии истории. Изучая условия и способы достижения объективной истины в историческом познании, методология истории не может ограничиваться разработкой лишь некоторых из них, хотя бы и очень важных. Нельзя, например, ограничиваться изучением принципов и методов исторической науки и оставлять в стороне ее категории, так как сам процесс исторического познания представляет собою нерасторжимое единство всех его компонентов. Недостаточная разработка системы категорий исторической науки неизбежно сказывается и на степени разработанности ее принципов и методов, ибо природа последних тесно связана с характером первых. Не говоря уже о том, что самое признание или отрицание существования, например, исторической закономерности и необходимости обусловливает принципиально различный подход к пониманию самой сущности процесса познания, трактовка этих категорий влияет на понимание возможностей и границ применения того или иного метода.

Так, характеристика исторической закономерности как категории, отражающей объективную реальность, образуемую совокупностью действия объективных и субъективных факторов в общественном процессе, ставит определенные границы использованию историческом познании методов естественных наук, ориентированных на качественный анализ изучаемых явлений. Выясняя действительные возможности

10

эффективного использования этих методов в изучении конкретных исторических закономерностей, возникающих в результате активной деятельности людей в общественном процессе, методология истории должна исходить в первую очередь из рассмотрения природы исторической закономерности. Только на основании глубокого проникновения в сам механизм образования этой закономерности возможно решение вопроса о выборе наиболее действенных способов ее изучения. Точно так же обстоит дело с анализом других методов исторического исследования. Его эффективность непосредственно зависит от того, насколько органически он связан с изучением категориального аппарата исторической науки. Такая связь является необходимой предпосылкой понимания действительных возможностей методов исторического исследования и обеспечения наиболее рациональных условий их применения.

Со своей стороны, научно плодотворное изучение исторических категорий предполагает непременный учет возможностей и методов исторического исследования. Например, для того чтобы раскрыть содержание категории “историческая необходимость”, показать ее действие в калейдоскопической смене совершающихся в общественной жизни событий, требуется применение таких методов, которые в своей совокупности позволили бы выяснить классовую природу изучаемых явлений, установить их место в общественном процессе, характер их связи с другими явлениями, их генезис и т. п. Только таким путем окажется возможным познать необходимые связи в общественном процессе, определить соотношение необходимых и случайных элементов в изучаемом явлении и тем самым установить его историческую необходимость.
Отсюда вытекает принципиально важный вывод о предмете марксистско-ленинской методологии исторической науки. Для того чтобы эффективно решать свою главную задачу, т. е. определять максимально результативные пути и средства объективно-истинного отражения исторической действительности, методология истории должна изучать принципы и методы исторического познания в тесной связи с его природой. Наряду с исследованием принципов и методов исторического познания сама его природа не в меньшей степени составляет предмет методологии истории, что должно быть отражено в ее определении.
Под изучением природы исторического познания мы понимаем не только исследование категориального аппарата исторической науки, но и выяснение большого круга вопросов, связанных с осмыслением самого исторического познания, как особой формы научного познания. Сюда входит изучение предмета истории, ее взаимоотношения с современностью, социальных функций исторической науки, ее отношений с другими науками и искусством и т. д. Другими словами, речь идет о круге вопросов, раскрывающих в своей совокупности специфику исторического познания. Изучая как то общее, что объединяет историю с другими формами познания, так и черты, их различающие, методология истории выясняет условия и предпосылки, обеспечивающие выбор и наиболее эффективное применение исследовательских принципов и методов.

Это, конечно, не означает, что значение каждой историко-методологической проблемы всецело определяется ее гносеологическим аспектом. Она может иметь большое и самостоятельное значение, отнюдь не сводящееся к выявлению познавательных возможностей исторической науки и путей их реализации, хотя и тесно с ним связанное, что и делает ее предметом историко-методологического исследования. Такая, например, проблема, как соотношение истории и современности,

11

сама по себе представляет выдающийся научный и общественно-политический интерес. Охватывая большое число вопросов, неизменно остававшихся актуальными на всем протяжении развития исторической науки¹⁴, она в своей сущности является проблемой социальной значимости исторического познания. Все связанные с ней вопросы концентрируются вокруг центрального — место истории в жизни общества. Тот или иной ответ на него имеет основополагающее значение для понимания как природы нашей науки, так и ее роли в обществе. Но тем самым эта проблема приобретает важный гносеологический аспект.

Таким образом, проблема взаимоотношения истории и современности, исключительно важная сама по себе, в то же время имеет большое гносеологическое значение. Ее осмысление является необходимой предпосылкой решения центральной гносеологической проблемы марксистской историографии—об условиях получения объективно-истинного знания о прошлом. В особенности сильно оно влияет на понимание принципов исторического познания, та или иная трактовка которых и даже самое признание или отрицание их существования зависит в решающей степени от истолкования природы взаимоотношения истории и современности. В противоположность релятивистским и презентистским взглядам о том, что каждое поколение заново переписывает историю, с одной стороны, и объективистским концепциям, ратующим за устранение всякого влияния настоящего на изучение прошлого, — с другой, марксистская методология истории исходит из того, что современность не только необходимо присутствует в нашем подходе к изучению прошлого, но и является предпосылкой его объективного отражения. Вопрос, следовательно, заключается не в том, нужно или нет элиминировать настоящее из изучения прошлого, а в выяснении условий, обеспечивающих научную плодотворность влияния современности на историческую науку, ибо, как хорошо известно, далеко не всегда оно является для нее благом.

Именно поэтому проблема соотношения истории и современности является методологической проблемой. Ее разработка непосредственно связана с исследованием принципов исторического познания. Их гносеологические функции могут быть четко определены лишь в связи с выяснением вопроса о характере взаимодействия исторической науки и современности.
Рассмотрим в этом плане такой основополагающий принцип марксистской исторической науки, как принцип коммунистической партийности. Этот принцип подвергается особенно ожесточенным нападкам со стороны буржуазных ученых за его мнимую ненаучность. Наши идеологические противники утверждают, будто он означает осовременивание истории, подчинение ее изучения определенным политико-идеологическим целям, рожденным современностью. В действительности, однако, речь идет не о подчинении настоящему прошлого, а об обращении к современности для лучшего понимания этого последнего. Принцип коммунистической партийности, обязывающий “при всякой оценке события прямо или открыто становится на точку зрения определенной общественной группы”¹⁵, необходимо предполагает выяснение механизма взаимодействия истории и современности. Выражая интересы определенной общественной группы, историк тем самым неизбежно отражает зафиксированные в них проблемы современной ему действи-

^{14 См.: Иванов В. В. Соотношение истории и современности как методологическая проблема. М., 1973, с. 5.

^{15 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 419.

12
тельности. Настоящее, воплощенное в известной сумме философских, политических, социальных представлений, которыми руководствуется историк, наконец, в общем уровне, достигнутом современной ему наукой, определяет не только общие принципы его подхода к изучению явлений прошлого, но и критерии, обусловливающие их оценку. Степень объективности такой оценки прямо зависит от глубины и основательности этих, коренящихся в современности, исходных позиций ученого.
Прочным достоянием всего марксистского обществоведения стало положение о том, что чем более прогрессивным мировоззрением вооружен ученый, тем шире его возможности объективно-истинного отражения явлений общественной жизни. Однако было бы недостаточным ограничиваться простой констатацией этого положения. Действительной методологической проблемой является исследование условий, обеспечивающих реализацию этого положения в историографической практике, что в свою очередь предполагает всестороннее изучение природы исторического познания. Только на основе такого изучения возможно эффективное использование в конкретно-историческом исследовании принципа коммунистической партийности как впрочем и всех других методологических принципов марксистской исторической науки. Методология истории на основе тщательного исследования характера исторического познания призвана выяснить сам механизм действия принципа коммунистической Партийности в исторической практике, в котором и осуществляется реализация влияния современности на историю.
В числе проблем, изучение которых раскрывает природу исторического познания, особое место принадлежит изучению предмета истории. Методологический характер этой проблемы несомненен. Четкое определение предмета всякой науки имеет первостепенное значение для правильного понимания ее познавательных возможностей и путей их реализации. Трудности, стоящие в этом отношении перед историей, усугубляются еще и потому, что она принадлежит к числу наук, имеющих нерасчлененный (с другими научными дисциплинами) объект исследования. В самом деле, сферу социального действия человека наряду с историей изучает целый ряд других общественных наук, что обусловливает не только их взаимодействие, но и постоянное “вторжение” одной в предмет других. Такое “вторжение”, составляя зачастую необходимую предпосылку глубокого и всестороннего осмысления изучаемого явления, закономерно.
Особенно часто оно имеет место в истории, рассматривающей явления, которые, как правило, представляют собою сложный продукт разнопорядковых отношений. Их изучение неизбежно предполагает обращение историка к другим общественным наукам. История интегрирует данные этих последних, расширяя таким образом за их счет свой предмет исследования. Историк Октябрьской революции, например, рассматривая ее причины, характер и значение, непременно должен обращаться к философской, экономической, правовой и т. п. проблематике, закономерно, включая ее в предмет своего исследования. Мы никогда не сможем понять такое событие всемирно-исторического масштаба, каким является Великая Октябрьская социалистическая революция, если в своем исследовании ее будем элиминироваться от общих закономерностей исторического развития и специфики их реализации в конкретных условиях России начала XX века, законов капиталистической экономики и многих других проблем, непосредственно входящих в сферу ведения различных общественных наук и составляющих

13

в своей совокупности обязательное условие научного объяснения истории Октября.
Конечно, приведенный пример является исключительным по своей масштабности. Но даже сравнительно простое историческое событие выступает в большинстве случаев конечным результатом действия сил, находящихся в сфере ведения других общественных наук, и прежде всего общих законов исторического процесса. Но это означает, что если исследователь, не желая ограничивать свою функцию простым описанием изучаемого явления, стремится его всесторонне осмыслить, он должен вторгаться в область других общественных наук, в особенности исторического материализма.

“Вторжение” истории в предмет исследования других наук¹⁶ порождает объективные трудности в определении ее собственного предмета. Нередко, главным образом философами, ему дается весьма расширительное толкование, вследствие чего история превращается в безбрежную дисциплину о прошлом человеческого общества¹⁷. Особенно часто расширительное толкование предмета истории обнаруживается в формулировках, практически отрицающих его качественное отличие от предмета исторического материализма. К сожалению, оно подчас встречается даже у историков, к тому же получивших известность именно своими конкретно-историческими исследованиями. Сошлемся, на выступление Б. Ф. Поршнева на уже упоминавшейся дискуссии по методологическим проблемам исторической науки, в котором он отказывался “провести какую-либо демаркационную линию между историком и истматчиком-социологом в том смысле, что последний разрабатывает, исследует социологические законы, а историк — нет”. Усматривая функцию исторической науки в открытии закономерностей общественного развития, Б. Ф. Поршнев расценивает всякое конкретно-историческое исследование лишь как некий эксперимент на пути создания общесоциологических построений и устанавливает между учеными, занимающимися социологическими проблемами, и теми, кто проводит конкретно-исторические исследования, такое же соотношение, какое существует между физиками-теоретиками и физиками-экспериментаторами¹⁸.

Такая постановка вопроса в своем логическом развитии фактически ведет к отрицанию за историей права иметь свой собственный

^{16 Не только общественных. Рассматривая развитие науки и техники как один из важных аспектов развития общества, историк в той или иной мере вынужден вступать и в сферу естествознания.

^{17 Так, Гулыга А. В. определяет историю как “науку, изучающую прошлое человеческого общества” (Гулыга А. В. Эстетика истории. М., 1974, с. 4). Очевидно, что далеко не всякое прошлое, тем более “во всей его конкретности и многообразии”, как указывается в определении истории, которое дается в новом издании Большой советской энциклопедии (см.: БЭС, изд. 3, М., 1972, т. 10, с. 575), может быть и должно быть предметом исторической науки. Подобные определения не только не содержат четкой формулировки действительной проблематики исторической науки, но и ставят перед ней явно неосуществимые задачи. Изучить прошлое человеческого общества во всей его конкретности и многообразии просто невозможно. История изучает лишь определенные аспекты прошлого, что и должно найти отражение в формулировке ее предмета исследования.

^{18 История и социология. С. 153—154. Взгляд, отрицающий качественное различие между предметом исследования истории и социологии (исторического материализма), имеет место и в зарубежной марксистской литературе. Так, Бобинская Ц. видит различие между историком и социологом по существу лишь в том, что первый транспортирует в прошлое проблемы, которыми применительно к современному обществу занимается последний (см.: Bobinska С. Historiker und hintorischeWahrheit;

Zu erkenntnistheoretischen Problemen der Geschichtswissenschaft, Berlin, 1957, S. 85—86).}}}

14
предмет исследования, с чем согласиться невозможно. Как и всякая наука, история имеет свой собственный предмет исследования¹⁹, и одна из важных задач методологии истории заключается в максимально точном его определении. Это особенно необходимо как раз вследствие распространенности расширительного толкования предмета истории. Его возможно более четкое вычленение в рамках объекта исследования, общего всем социальным наукам (развитие человеческого общества), позволяет концентрировать усилия исторической науки на решении тех задач, которые в наибольшей степени соответствуют природе исторического познания, и тем самым увеличить их эффективность.

Но дело не только в этом. С предметом каждой науки тесно связан ее метод. Выбор наиболее рациональных для данной науки познавательных средств определяется ее предметом. Нет метода, нейтрального по отношению к предмету. Эффективность его действия далеко не в последнюю очередь обусловливается его соответствием природе данной науки. Если признать, что в формулировке предмета всякой науки содержится в самом общем виде указание на ее познавательные цели, то можно утверждать, что проблема предмета и метода — это проблема соответствия цели и необходимых для ее достижения средств. Но это означает, что предмет каждой науки подлежит ведению ее методологии в такой же мере, как и имеющиеся в ее распоряжении исследовательские методы и принципы.
Положение об органической связи между предметом и методом справедливое для всех отраслей научного знания, в силу мировоззренческого характера истории имеет для нее особенно большое значение. Очевидно, что историко-партийная проблематика требует для своего изучения другие методы, чем, например, история техники. Анализ явлений общественной жизни не может осуществляться теми же способами, что и исследование процессов совершающихся в мире природы. Но отсюда следует, что изучение принципов и методов исторического познания не должно происходить в отрыве от изучения самой природы этого последнего как специфической формы научного познания вообще. Только уяснив специфику предмета научного познания, можно успешно разрабатывать адекватную ему исследовательскую методику.

Очевидно, что разработка круга вопросов, относящихся к принципам и методам исторического познания, должна идти рука об руку с исследованием его предмета. Они не могут рассредоточиваться по разным “ведомствам”. Именно методология истории и представляется нам той научной дисциплиной, которая должна объединять в своих рамках неразрывно связанные между собой исследования в области метода и в области природы исторического познания. Только в таком случае она станет подлинной теорией исторического познания. Ведь теория познания, если она не хочет превратиться в набор бессодержательных, схоластических сентенций, должна основывать свои суждения о принципах и методах исторического познания на твердом фундаменте марксистко-ленинского исследования его природы.
Лучшим подтверждением этому служит сама исследовательская практика в области методологии истории. Закономерную неудачу терпят всякие попытки, под каким бы флагом они ни предпринимались, разрабатывать методологические проблемы исторической науки, игно-
^{19 На наш взгляд, определение марксистской исторической науки должно исходить из того, что история исследует конкретные, ограниченные определенными пространственно-временными рамками закономерности общественного развития, являющиеся продуктом человеческой деятельности, а также существенные проявления этой деятельности и ее объективные предпосылки и результаты.

15
рируя специфику ее предмета. Магистральным путем в развитии марксистско-ленинской методологии истории является исследование гносеологических проблем в неразрывной связи с углубленным изучением самого предмета нашей науки. Именно он характерен для трудов, определяющих уровень разработки методологических проблем в советской исторической науке.
На основании всего сказанного выше мы считаем возможным определить методологию истории как научную дисциплину, изучающую природу, методы и принципы исторического познания. Такая формулировка не претендует на внесение в нашу литературу принципиально нового понимания предмета методологии. Речь идет лишь о приведении ее определения в соответствие с исследовательской практикой. Думается, что самое присутствие в определении методологии истории указания на то, что она изучает природу исторического познания, будет способствовать оживлению исследований в этой сфере, что в последнем счете должно вести к обогащению нашего понимания познавательного арсенала исторической науки.}}}}}}}}}}}}}}}